* * * 
 Как терпелив Великий Боже 
 К тебе, надменный человек. 
 Он может солнце приумножить, 
 Прибавить иль убавить век. 
 Тебя поднимет и уронит, 
 Как впрочем; всякое живье. 
 Даст славу или похоронит 
 Он имя хрупкое твое.	 
 Зачем двуногие бытуют, 
 Кипя похлебкой на плите? 
 Я думаю — что испытуют 
 Их здесь во зле и доброте. 
 
* * * 
 И так горим как антрацит, 
 И так под Богом все.	 
 А кто-то лезет в суицид 
 На тёмной полосе. 
 
* * * 
 И в серых буднях есть отрада 
 Коль в выси яркие не лезть; 
 Конечно, много в жизни надо, 
 Но будь доволен тем, что есть. 
 А что ты знаешь больше жизни? 
 Любую плоть изрежет нож. 
 Себя ты разве перепрыгнешь?	 
 А больше сил ты унесешь? 
 На многое не жди ответа, 
 Крутых не жажди перемен. 
 Ты промелькнул — прекрасно это, 
 И этот миг благословен. 
 
* * * 
 Глаза — это в мир дверцы, 
 Но что-то важнее есть глаз, 
 Имея зрячее сердце, 
 ты зорче в тысячу раз. 
 Известно давно однако, 
 Поставлено жизнью на вид: 
 Иной зрячий пнет собаку, 
 И женщину оскорбит. 
 Не мне одному известно,	 
 Не я лишь знаток большой: 
 Кто не ослеп сердцем, 
 Тот благороден душой. 
 
О! Это необычный день! 
 Капель разматывает нитки, 
 Сугроб заметно похудел, 
 И полдень ручеек свой выткал, 
 А небо — коврик голубой, 
 А солнце — слаще апельсина... 
 Ах грусть! — не заслоняй собой, 
 Уйди достойно и красиво; 
 Прочь, рой непрошенных забот, 
 И, неудачи, не чадите;	 
 Пусть радость тихо позовет, 
 Улыбка заискрит в зените. 
 Мимозой ветерок задет, 
 Власть ночи все слабее,  меньше. 
 Сегодня самый лучший день, 
 Одной из самых лучших женщин. 
 
* * * 
 Стареют горы, стареют, 
 Превращаются горы в холмы, 
 Лавою не сатанеют. 
 Так чем же их хуже мы? 
 Елками обрастаем, 
 Всякой пахучей травой. 
 Мысль довольно простая,	 
 Путь откровенно прямой. 
 Травы, ох эти травы! 
 Травы — простое былье!.. 
 А мы до конца льем лаву, 
 Из сердца, из своего. 
 
* * * 
 Юные целуются в подъезде. 
 Над домами побледнела синь. 
 Пал Егорыч иномаркой грезит. 
 Тикают настольные часы. 
 Получила пенсию соседка.	 
 Мечется больной в огне-бреду. 
 Сушится белье, на нем прищепки. 
 А часы идут-идут-идут. 
 Бой идет в Чечне и Курдистане. 
 Оборвалась чьей-то жизни нить. 
 Если и часы идти устанут 
 Время все же не остановить. 
 
 
 * * * 
 Не надо лишних расходов, 
 Не надо траурных лент 
 Тому, кто уходит-уходит 
 Сгибаясь под тяжестью лет. 
 Он все свои зори встретил, 
 Он выпил свое вино...	 
 Живущий на белом свете 
 Обязан уйти все равно. 
 А в речке пред ледоставом 
 Гораздо спокойней вода. 
 И ты простодушнее станешь 
 Пред тем, как уйти навсегда. 
 
* * * 
 Порой невыносимо больно, 
 Вокруг все кажется пустым, 
 И шепчет вкрадчиво безволие: 
 «Оставь, забудь, уйди, остынь...» 
 Не верь, что смерть покой приносит, 
 Что жизнь — пустая суета: 
 Один пожухлый лист — не осень, 
 Не жизнь сгорела — а мечта; 
 Все лучшие цветы остались 
 (Жизнь не прожить без неудач),	 
 Поверь, пройдет души усталость, 
 Не будь сама себе палач. 
 Свести ты с жизнью хочешь счеты, 
 Покинуть землю без следа, 
 Такого страшного просчета 
 Ты не исправишь никогда. 
 Не верь же слабости минутной, 
 Не торопись про всех забыть, 
 Здесь, в жизни мудрой и беспутной, 
 Ты лишнею не можешь быть. 
 
* * * 
 Мир этот тайнами окутан, 
 Не разгадать — не разгадать, 
 Но почему-то—почему-то 
 Несет он сердцу благодать. 
 Так много грусти в нем и боли, 
 Но все равно — но все равно	 
 Расстаться с ним не хватит воли, 
 Хоть ясно — все обречено. 
 Потоки солнца над землею, 
 Прибрежных ив спокойный ряд, 
 Стрижей над блесткою рекою, 
 Как жаль все это потерять. 
 
 * * * 
 Задернут тяжелой холстиной 
 Полдень. Дороги стынут. 
 Деревья роняют капли, 
 Раньше жилось  так ли? 
 Ах ты, непогода —	 
 Здесь на лугу и у брода, 
 На оставивших лето птицах, 
 На бровях и на ресницах. 
 
 * * * 
 И неужели все так просто? — 
 Пришла, сверкнула и ушла; 
 И растворилась, стало прошлым, 
 Обрывком мимолетным сна?	 
 А ведь, казалось, небо пело 
 И розами играл восток... 
 Сорвался с ветки, улетел он — 
 Душистый белый лепесток. 
 
       |